Начинается рассвет, прекраснейший из всех, и начинается с ним новый день жаркого лета. Степь, пёстрая от ярких цветов, благоухает душистыми ароматами. Небеса всё светлее, прозрачнее с каждым мигом. А воздух предрассветный прохладен и свеж. Вдали за ручьём, у самого горизонта, виднеется табун туров: бредут они к утреннему водопою, неторопливо и важно, с достоинством, с чувством собственной значимости. А охотники уже высматривают… и они готовы. Кажется, что это сам Тэнгри привёл туров сюда: ведь сегодня праздник долгожданный. Будет пожива богата и будет угощение всем. Поют ранние птицы, приветствуя зарю разгорающуюся радостными голосами. Неистово гонит Исян своего коня быстроногого на восток. Огромная радость и предвкушение скорой удачи переполняют мальчика, заставляя петь во весь голос счастливую победную песню, рождённую в давние ещё времена, воспоминания о которых овеяны сказочными преданиями. Вдали на востоке виднеются уже старые готские курганы, и это к ним спешит Исян, месегутский малай. Он хочет исполнить древнее сакское поверье, о котором слышал от старших отцов, молодость которых прошла давно, у берегов Джаика, ещё до перехода орды к границам запада. Если подняться на вершину кургана до рассвета и встретить первые лучи солнца – но так только, чтобы с востока дул ещё и ветер, сливаясь ними, – то может наполнить тебя и твоего коня великая сила, чистая, исходящая прямо с небес. А может случиться и так, что ты и твой конь – если он рождён и взнуздан для тебя и родственен тебе в самой сути своей – в единении своих душ услышите вы за шёпотом ветра песнь Хозяйки Степи, Первой Всадницы. Тогда конь твой обретёт крылья и станет тулпаром быстрокрылым, взмывающим ввысь до облаков самых дальних, а ты станешь великим батыром, непобедимым воином, о котором будут слагать легенды многие поколения. Исян спешит. Скоро появится солнце, а с востока дует ветерок. Но он успеет: конь его быстр и курганы уже близко... И будет сегодня праздник трёхмесячных жеребят, и в скачке, конечно же, он победит: – ведь он встретит первые лучи солнца на вершине кургана, где свет алый наполнит Исяна и его коня небесной силой. Отец будет гордиться им, но не покажет виду – не пристало это отцу. А вокруг краса просыпающейся степи. Исян несётся как на крыльях встреч солнцу. И далеко уже осталось просыпающееся кочевье, предвкушающее наступающий праздник. Великая радость и счастливая песня… и скорый рассвет.… Казалось, что так будет всегда… И был потом праздник, красою и восторгом наполненный…. Праздник трёхмесячных жеребят, один из любимейших у месегутов. Курту-юрматы, гости из улуса Поющей Вербы, привезли щедрые дары. Была среди них девочка, немного старше Исяна. В радостном восторге приветствовала она его победу в скачке и запомнилась своею красотой. И не забыть Исяну тот момент – мгновение счастья, задыхающееся упоение, – когда она вплела яркую ленточку в оголовье его коня и спросила, шутливо, с весёлым смехом: не собирается ли он навестить их улус, чтобы поискать там невесту? А он, растерявшийся, не нашёл, что ответить, и так и не заговорил в тот день с ней, всё время остававшейся в окружении сородичей. Но, стараясь не терять друг друга из вида, взглядами они встречались иногда, и взор её уже не был шутливо-весёлым. Как же её звали, эту девочку, оставившую в сердце Исяна волшебное ощущение томящего ожидания? То был счастливый, особенный день, ярким воспоминанием живущий в душе Исяна…
Отправлено: 17.07.12 13:30. Заголовок: 13. Великое озеро Ба..
13. Великое озеро Балатон.
Необъятное, бездонно-синее нависает над Паннонией небо, сияющим солнцем освещая путь одинокой всаднице. Она движется на запад, в сторону великого озера Балатон, бескрайний водный простор которого Ярметес не доводилось видеть за всю её, такую ещё короткую, жизнь. Цель же её пути – улус месегутов, бывших когда-то юрматам добрыми соседями. И не откажут они в защите и покровительстве; примут Ярметес в свой улус. Помнит ли её тот малай, молоденький егет, что в прошлом году пришёл первым на скачках? Ярметес тогда украсила его коня красной лентой, а имя и не спросила, и своё не назвала. И вышло так, что этот молодой месегут, чьего имени Ярметес не знала – единственный знакомый ей человек в этом краю. А край этот казался обезлюдевшим. За первый день путешествия Ярметес не обнаружила ни единого признака человеческого присутствия. Сама она старалась держаться незаметно, передвигаясь по возможности под прикрытием рощ или зарослей кустов. Но часто выбирала место, где-нибудь на возвышенности холма, и осторожно поднималась на его вершину, где подолгу осматривалась, стараясь не упустить ничего настораживающего в пределах видимости. Охотиться ей не приходилось: запасов еды было достаточно. А на второй день Ярметес повстречала людей. За всё утро не произошло ничего необычного. Когда солнце поднялось выше, Ярметес была у холма, показавшегося ей удобным для осмотра окрестностей. Южнее этой возвышенности простирался обширный лес, и девушка направилась сначала туда, чтобы под его защитой подъехать к подножию холма, а там уже она осторожно взберётся на вершину. В тени леса было значительно прохладнее, чем в степи, прогреваемой солнцем. Ярметес ехала шагом, не торопясь, внимательно вслушиваясь в звуки леса. Лесная Охотница, Одинокая Волчица не замечала ничего тревожного, да и конь её, боевой конь гунна, не проявлял беспокойства. Вот она уже поднимается по склону, настороженно осматриваясь. Всё спокойно. А оказавшись на вершине Ярметес увидела… совсем рядом, в зарослях, что уходят к северу, дым костра. И совершенно неожиданными оказались для неё донёсшиеся сзади слова, выкрикнутые властно на тюркском языке: - Стой, юрматка! Девушка обернулась и увидела двух всадников, появившихся из леса, который она только что покинула. Это были дозорные гуннского племени садагов. Они давно уже следили за Ярметес, и теперь, убедившись, что с ней никого нет, решили выяснить причины её появления здесь и почему она одна. - Насколько мы знаем, все твои сородичи отправились на восток. Почему же ты здесь? Ярметес, выросшая в двуязычном, огоро-тюркском улусе, хорошо поняла сказанные ей слова. Она ответила: - Меня зовут Ярметес, из рода курту-юрмат улуса Поющей Вербы. Я искала вас. Вы же из улуса Хунку-хана, верно? - Нет, кызыкай, мы садаги, не месегуты. Но были у них только вчера, они там, на западе, у Балатона. А зачем тебе месегуты? - Я одна, и только там у меня есть знакомые. Сородичи, когда покидали Лес, оставили меня Кулумасу, но он не взял меня, потому что Кава обратила на меня свой взор. Садаги изумились. Эта юрматская девушка совсем не проста. - Похоже, что тебя защищает сам Тэнгри, юрматка. Глаза девушки сверкнули необычным светом, но она ничего не ответила. А садаги продолжали: - Мы знаем, что улус ваш почти весь уничтожен гепидами. И знаем, что сородичи твои успели выйти в степь. Гепиды Гистура их не найдут здесь. Если разведчики его не идут по следу. - Не идут. Был один отряд, шесть всадников, но Кулумас взял их вместо меня; все они мертвы. - Мертвы? И кто же убил их? - Я. Моё имя – Одинокая Волчица. Слова эти, сказанные просто, без какого-либо вызова, привели в величайшее изумление воинов садагов. Одна девушка не может уничтожить отряд разведчиков. Такое событие – явное проявление воли Неба, наделившего её силой, способной вершить великие дела. Похоже, значительные перемены происходят под синевою небес и начало их – в действиях этой юрматской девушки. Если путь её на запад, то так и должно быть. - Послушай, Ярметес. Меня зовут Дияр, а это мой товарищ Елгыр. Мы садаги, и кочевье наше на юге отсюда. Сейчас мы не сможем проводить тебя к Хунку-хану, но мы расскажем тебе, как туда добраться.
. . . . .
В начале следующего дня Ярметес увидела гладь Балатона, великого озера. Ночь перед этим она провела в роще буковых деревьев, а с рассветом отправилась дальше на запад. Когда солнце поднялось немного выше, путешественница была на вершине одного из холмов. И отсюда уже, с высоты, Ярметес разглядела необычайно широкую водную поверхность, края которой уходили за горизонт и сливались с небом. Вокруг множество лесов, тоже казавшихся бескрайними. Дух захватывало от бездонной глубины небес, отражающихся в огромном зеркале чистой водной глади. Балатон,… великое озеро, овеянное легендами и сказаниями. Ярметес замерла, не в силах произнести ни слова, и заворожено смотрела вперёд, впитывая глазами необъятную, величайшую красоту, которую раньше не могла даже представить. Дальше уже местность становилась болотистой: ощущалась явственно близость большого водоёма. Всё чаще путешественницу окружали тростниковые заросли, скрывавшие её с головой. Рощи и холмы, луга и болота… и запах озёрных растений... А ближе к полудню почувствовался в воздухе запах гари. Ярметес поднялась на близлежащий холм. Середина дня уже, и воздух влажный горяч. И увидела она оттуда место смерти. Это было горящее кочевье, в котором, вроде бы, не осталось живых людей. Конечно же, это тот самый головной лагерь месегутов, и он уничтожен полностью. Произошло это совсем недавно, может быть даже сегодня. Никого не видно среди дыма и гари, – ни единого человека. Ужас и отчаяние овладели девушкой, смотрящей на дымящиеся остатки жилищ месегутов. Ярметес двинулась туда, но не быстро: – осторожно, стараясь высмотреть опасность в окружающих зарослях. Вокруг тихо, но там, впереди, всё слышнее становится торжествующее карканье воронов. Вскоре она выехала на открытое место, и уже близко увидела сожжённое становище месегутов, расположенное на самом берегу Балатона. Не кричат раненые, взывая о помощи, и нет стонов умирающих. Лишь карканье недовольное черных птиц, и хлопанье их крыльев, потревоженных появлением всадницы. Конь её осторожно движется по дымящейся земле, всхрапывая и тряся беспокойно головой. И копыта его стали красными от крови. Ярметес решила дойти до воды, а оттуда направиться к северу, чтобы покинуть это страшное место. Послышалось блеяние овец, и девушка разглядела на одном из дальних лугов отару. Но нигде не видно ни одной лошади. Кто же были эти враги, что увели лошадей, но оставили овец? Вглядываясь в мёртвых, Ярметес стала различать в них убитых врагов. На степняков не похожи. Наверное, гепиды или готы, о которых предупреждал Огус. Ярметес уже миновала уничтоженное становище, и, выйдя к самой воде, в накатывающихся волнах которой мерцали красные блики, повернула на север. Проехала немного вдоль берега, бездумно слушая шум волн, и поднялась на небольшую возвышенность. Здесь девушка остановилась вдруг, словно она пропустила что-то важное позади, в этом месте безжалостной смерти. Она обернулась, как будто вспомнила что-то. Крики ворон оглушительны… Место, где берег далеко вдаётся широкой дугой в воды тёмного озера... Вороны чёрные,… теперь это их царство.… Но что-то не так в их шумных криках… …Пришло время воронов, и они заполнили это кровавое место, песнь смерти не прерывая ни на миг. И всё сокрыло под собой чёрное покрывало их крыльев. Но у самого берега, там, где в воды озера стекали красные ручьи, чёрное племя толпилось вокруг одного места с недовольным карканьем: кто-то из людей ещё не умер. Это был Исян-егет, тропою смерти уходящий. Огонь, то ли пламенем испепеляющий, то ли холодом бесконечным обжигающий, переполнял руку Исяна, правую, ту на которой была изображена голова Волка, и которой он поднял бунчук орды месегутской, приняв его от отца, павшего в битве. И не помнил уже Исян, тьмою окутываемый, что кисти правой у него больше нет. Хотя другой своей рукой, тоже уже оцепеневшей, он в беспамятстве всё ещё крепко сжимал правое запястье, сдерживая кровь истекающую. Исян уходил, но он был молод и не мог принять смерть спокойно. С невероятным усилием открыл егет глаза, с тем, чтобы взглянуть, в последний раз уже, на сияние голубое неба… И увидел он на прибрежном холме Волчицу, явившуюся из снов, исполненную дивной, волшебной красоты… И она, Волчица, увидела его – егета, истекающего кровью. Исян умирал, но смотрел на неё восхищённо, как на чудесное, сказочное видение. Вот девушка соскочила с коня и бросилась к нему. С возмущённым криком разлетелись недовольные вороны. Когда она опустилась перед ним на колени, егет увидел ужас в её глазах: – девушка заметила, что у него нет правой руки. Быстро, разрывая завязки, сняла она пояс с талии и принялась перетягивать запястье Исяна, чтобы остановить кровь. Туго, прикладывая все силы, затянула девушка поясок свой на руке раненого. Боль невыносима, но лицо егета озарено блаженством. Он узнал её, не раз видимую в снах; и кажется ему, что и она узнала его. - Эй, егет, ты меня слышишь? Можешь говорить? С великим трудом Исян приоткрыл запёкшиеся уста и еле слышно прошептал: - Да. - Я тебя помню, егет. А ты меня не узнаёшь? Я из курту-юрматов. - Да… Ты – моя невеста. - Юноша еле дышал. - Я помню тебя. Как… как… твоё имя?.. Моё – Исян. Я… убивал врагов… - Меня зовут Ярметес. Молчи, егет, не говори больше ничего, у тебя нет сил. Лежи спокойно и не разговаривай. Исян замолчал, но не закрыл глаза, продолжая вглядываться в лицо девушки. Какое же у неё имя красивое – Ярметес. А она приподняла его голову и уложила себе на колени, чтобы Исяну было удобнее. Вокруг них, в шумном карканье и тяжелом хлопанье крыльев чёрных – торжество смерти и разрушения. Дым и кровь, ручьи которой всё ещё стекают в воды озера. И мерный, однообразный плеск волн Балатона, безразличных к человеческим страданиям… Исян вытянул левую руку, указывая на лежащего рядом воина и, с трудом произнося слова, сказал Ярметес: - Это мой отец… Должен быть… у него… Бунчук Волка… Я не вижу. Ярметес видела этот бунчук, но не у отца Исяна, а чуть в стороне, и то лишь древко – остальное скрыто навалившимся на него телом германца, убитого месегутом врага. - Сейчас, - сказала она и, осторожно высвободив из под головы Исяна свои колени, поднялась. – Сейчас. Чтобы достать бунчук, Ярметес придётся перевернуть мёртвого врага, лежащего на нём лицом вниз и оттолкнуть его в сторону. Это будет нелегко – воин огромен и, похоже, очень тяжёл. Но всё же, приложив немало усилий, ей удалось сдвинуть его. - Он одноглазый, - сообщила Ярметес Исяну. – Одноглазый германец. А в горле у него – нож. - Это мой. Ярметес подняла бунчук месегутов – синее знамя с золотым навершием в виде волчьей головы. - Вот он, Исян. Егет улыбнулся, хотел что-то сказать, но уже не смог: силы оставили его и он, закрыв глаза впал в беспамятство. Вновь Ярметес одна, в окружении мёртвых и чёрного дыма. Страшное место, пропитанное болью и страданием. И некому будет похоронить убитых. Девушка опять присела возле Исяна и, как и прежде, положила голову его себе на колени. Кровь уже не идёт из его страшной раны, но какое же бледное у него лицо. И он еле дышит. Миновал уже полдень, принёсший жару. Ярметес одна, оставленная соплеменниками. Исяна тоже оставили сородичи, отправившись к Реке Безмолвия, а он, Сын Волка, не ушёл, чтобы дождаться Одинокую Волчицу. Они встретились здесь, у Балатона, соединяя пути, что могли быть намечены лишь Небом. Не позволит оно ему теперь умереть, а наделит силой, необходимой для исполнения воли, которая их, Волчонка и Волчицу, соединила на берегу великого озера, на западной окраине Великой Степи… Волчица сидит неподвижно, вслушиваясь в рокот накатывающихся волн, а на коленях у неё – голова спасённого ею раненого егета, Волчонка, последнего из своего племени. Она смотрит на его безмятежное лицо и сама безмятежна, пребывая в отрешённости бессилия, лишённая всего юная юрматская девушка...
. . . . .
Ведь должно быть сейчас лето жаркое – почему же холод нестерпимый пронизывает всё тело? Или это ночь холодна? Но ночью не шумят так громко вороны. Тело не слушается Исяна: оцепенело, словно льдом скованное. Не получается даже глаза открыть. И лишь стон хриплый раздался из горла его пересохшего. Затем он почувствовал тепло, разливающееся по лбу. Словно солнце коснулось его лица. Нет, это не солнце.… Чьё-то прикосновение… Ласковая ладонь опустилась на его лоб, пробуждая к жизни. Огнём вспыхнула правая рука Исяна, сжигаемая вернувшейся болью. Глаза его открылись. Это она… Волчица.… Не привиделась… – настоящая… «Ярметес…. Это ты…» - Я здесь, Исян. Я с тобой. Ты должен встать. Нам надо уходить отсюда. С трудом, чуть слышно, смог он произнести: - Воды. Ярметес тут же, приподняв голову Исяна, влила немного воды из деревянной чашки в его приоткрывшиеся губы. Откуда у неё чашка? - Ты должен встать. Я помогу тебе. Вода, такая освежающая, дающую силу. Исян чувствует, как она возвращается, пробуждая чувствительность в одеревеневшем теле. Но хватит ли её, этой силы, чтобы он смог подняться на ноги? Голова его затылком лежит на ладони Ярметес, такой тёплой и мягкой. Другую руку она просунула ему под спину и, упираясь коленом в землю, начинает приподнимать его. Десятилетний малай, потерявший много крови, не очень тяжёл для Ярметес. Но приподняв немного, она усадила его и стала выжидать, потому, что он опять лишился сознания. Безвольно свесилась голова Исяна, и Ярметес положила её себе на грудь, а руку его правую держала осторожно, прижав несильно к телу. Прошло бесконечно долгое время, и егет наконец очнулся. Он слышал частый громкий стук, гулко отдающийся в его голове. Это сердце Ярметес билось в тревоге и заботе, разрываясь от бессильного отчаяния. И это оно разбудило Исяна. Он открыл глаза и поднял голову. Посмотрел на девушку, склонившуюся над ним, и увидел слёзы в её глазах. - Не плачь, Ярметес. Я сейчас встану. - Да. Я помогу тебе. – Тут она повернула голову в сторону и позвала своего коня: - Алакош. Конь её был великолепен. Только такой и достоин Волчицы. Исян, лучший наездник и знаток лошадей не мог не улыбнуться. Хотел сказать,… что… Опять чёрная тьма… …Когда темнота прошла, Исян стоял уже на ногах, опираясь спиной о коня Ярметес, Алакоша. Сама же Ярметес стояла прямо перед ним, удерживая его за плечи. Сколько она продержала его так, не давая упасть? Девушка легонько встряхнула его и сказала: - Теперь, Исян, ты должен взобраться на Алакоша. - Сейчас. Исян повернулся лицом к коню и ухватился руками за седло, собираясь вспрыгнуть. Боль! Вспышка… страшная, невыносимо обжигающая! Вновь почернело в глазах Исяна, забывшего, что теперь он должен обходиться без правой руки. И нет сил даже на крик. Чернота в глазах, перемежающаяся краснотой, не менее мучительной, которая обхватила его своими огромными крыльями и унесла прочь…. А потом, когда он выбрался из красноты горячей и смог открыть глаза… Осознал вдруг с огромным изумлением Исян, что сидит верхом на коне, на Алакоше, скакуне юрматской Волчицы. Но как он взобрался в седло? Сам… или это Ярметес сумела поднять его, эта кажущаяся такой хрупкой девушка? Мерные покачивания лошадиной спины были мягки. Плавные движения – лёгкая встряска, – постепенно возвращали Исяну способность владеть своим телом. Ярметес, исполненная безупречности Волчица, идёт впереди. В правой руке она держит поводья Алакоша и ведёт его, неторопливым шагом, за собой. А в левой её руке – синий бунчук Исяна, знамя Джаикского Волка, золотая голова которого сверкает ослепительно в лучах жаркого солнца Паннонии…
И на берегах озера Балатон, что на западной окраине Великой Степи, началась легенда…
Отправлено: 17.07.12 13:31. Заголовок: 14. Начало легенды. ..
14. Начало легенды.
У головного кочевья месегутской орды, уничтоженного врагами, несколько овечьих отар и табунов лошадей находились на дальних выпасах. В тот день на один из этих выпасов прибыла Айсара, молодая месегутская девушка, бывшая немногим старше прибывшей в эти края Ярметес. Она привезла припасы для двух малаев-овчаров. Когда она уже собиралась в обратный путь, там, в стороне озера, показался чёрный дым, тяжело поднимающийся в небо. Кочевье горит! Айсара крикнула малаям: «Уводите овец в лес! Подальше там спрячьтесь!», а сама быстро вскочила на своего коня и поскакала назад, к лагерю. Быстрее, как можно быстрее. И лук уже в руке, с заправленной стрелою. То, что Айсара увидела на месте своего кочевья, наполнило ужасом её сердце. Никто не выжил! Месегутская девушка, глядя на родное становище, содрогнулась в горестном отчаянии. И не дым тёмный застилает глаза – это тьма пронизала её душу, окутав печалью беспросветной. И не от дыма глаза слезятся. Но что это? С востока, со стороны ручья, из ивовых зарослей выехала девушка-волчица. Она из напавших на лагерь врагов? Где же остальные? Айсара, не замеченная волчицей, быстро осадила своего коня и подалась назад, в гущу тростника. Отсюда она наблюдала за незнакомой всадницей и ожидала появления других. Но никто больше не появился. Прицелилась было месегутка в иноземку, но, приглядевшись внимательнее, опустила свой лук. Волчица не торжествует победу, – наоборот, пребывает в печали. И нет с ней никого. Не из нападавших она. Пересекла волчица выжженный лагерь и повернула к северу, двигаясь медленным шагом. Она одна, и в поведении её ничего враждебного. Айсара выехала из своего укрытия. Когда волчица поднялась на холм, с севера ограничивающий территорию лагеря, то обернулась вдруг, словно услышала она Айсару. И повернула назад, на юг, а Айсара двинулась ей навстречу. Вдруг волчица остановилась, увидев что-то среди мёртвых тел, и, соскочив с коня, бросилась к одному из них. Айсара поняла, что пришелица обнаружила выжившего, и тоже бросилась туда. Это был малай, окровавленный, казавшийся бездыханным. У него отрублена правая рука и он умирает. Айсара услышала, как волчица говорит с ним, месегутским малаем, перетягивая его запястье своим поясом. И тут она узнала его, одного из младших своих братьев. - Исян! – крикнула Айсара, но он не слышал её, пребывая в беспамятстве. Тогда она спросила уже у девушки-волчицы: - Он жив? Ответь! Ты меня понимаешь, иноземка? Это Исян, братишка мой младший. Он жив? - Он жив. И я тебя хорошо понимаю. Я из курту-юрматов и меня зовут Ярметес. - Держи его, юрматка. Я принесу воды. Подними руку его повыше и держи. Я сейчас. Айсара кинулась к тому месту, где ещё утром стояла их юрта, и, выхватив из разбросанных вещей чашу, бросилась к ручью, за свежей водой. Даже тут, у ручья, скрытого за кустами, лежат убитые месегуты; по большей части это дети и старухи. Но Айсаре теперь не до слёз и рыданий – она должна не дать умереть Исяну. Она вернулась к брату и Ярметес-волчице с полной чашей воды. - Дай ему выпить, Ярметес. Я же поищу других выживших. Долго ходила Айсара по залитому кровью кочевью и по близлежащим зарослям и кустам. Заглядывала в разбросанные вокруг во множестве заросли камыша, звала, прислушивалась, затаив дыхание…. Но поиски её не увенчались успехом: никто из сородичей не откликнулся на зов месегутки. Никто больше из тех, что были в становище во время нападения, не выжил. И вот-вот подогнутся уже ноги девушки, и закричит она, разрывая душу опустошенную, в горестном отчаянии и бессилии… Но надо возвращаться к Исяну. Забрать его и уходить отсюда. А ближайшее другое кочевье месегутов так далеко отсюда… Ярметес, сильная волчица, хоть и хрупкая сама девушка, уже подняла Исяна на ноги. Вдвоём они смогут усадить его на коня. А перед тем, как тронуться в путь, Исян, не малай уже, а молодой батыр, не забыл сказать главное: - Бунчук Волка. Возьми его. И сказал он это Ярметес, не Айсаре, которая поняла вдруг, что юрматка эта – настоящая Волчица. Сила чувствовалась в каждом её жесте, в каждом движении и в каждом слове. И можно было увидеть эту силу: – в холодном ровном огне, что горит в её отрешённом взоре.… Юна и хрупка, младше Айсары, но, Небом посланная, она теперь главная. И не может быть в этом сомнений… Ярметес подняла месегутский бунчук, подержала его в руках,… а затем, уперев в землю, надавила ногой на древко и переломила его, оставив в руке лишь навершие золотое с синим полотнищем…. - Идём, - сказала Волчица. Путь на восток, конец которого будет так далеко, начался… Но прежде Айсара соберёт ещё пастухов и овчаров, что сейчас на выпасах далеко за пределами кочевья. И все они слишком малы, чтобы называться егетами. Вдруг тревожный, пугающий звук раздался с юга. Топот стремительно несущихся лошадей! Айсара развернула своего коня и быстрым движением достала из колчана лук, приготовившись стрелять. Ярметес изучающее посмотрела на Исяна, убедилась, что он сможет удержать поводья и передала их ему, в его левую руку. Сама же тоже достала лук и, подойдя к Айсаре, неподвижно застывшей в седле своего коня, встала рядом с ней. «Волк, сошедший с гор к истокам Джаика, помоги детям своим. Отведи беду подступающую». Но тревога оказалась напрасной – это были не враги.
. . . . .
В чёрный день тот за пределами кочевья была ещё и группа охотников – трое егетов молодых, отправившихся к камышовой заводи на юг, на болотных птиц. Они тоже, как и Айсара, увидели дым, поднимающийся в той стороне, где было кочевье. Бросив всё, стремглав ринулись они назад, погоняя коней изо всех сил, не жалея. А подъехав уже, и выскочив из-за деревьев на открытое место, увидели они разрушенный лагерь, угли, дымящиеся на окровавленной земле. Гарь в воздухе…. Или это может быть пыль там, дальше к северу, уже за лагерем. Не разобрать ещё с этого расстояния, но позже, намного уже позже, все трое егетов утверждали, что успели ещё увидеть пыль, поднятую уехавшими врагами. А другие месегуты потом уже рассказывали, как бросились прочь нападавшие, когда явилась Волчица, призванная кличем Исяна, поднявшего бунчук орды. Разъярившись, отрубили враги ему руку, державшую знамя Волка, и бежали прочь, в страхе перед небесным воем. Гордость звучала в этих рассказах, передаваемых от аймака к аймаку, и от улуса к улусу…. Гордость и надежда: спустилась с небес Волчица! Она послана Небом, чтобы указать путь Великой Гуннской орде! Вновь предстоят победы грозные и слава великая! Шли дни, проходило жаркое лето, и другие уже слова слышались в этих сказаниях. Во время битвы поднято было знамя Волка Небесного, и прозвучал клич, на который явилась Волчица. Она не помогла месегутам в битве, а спасла лишь младшего из сражавшихся, малая девятилетнего. А он же лишился руки, в которой держал бунчук орды месегутов. И стало казаться многим, что время побед закончилось. Кто-то говорил, что уже навсегда, но мудрые, чувствующие сердцем суть, знали, что это не так. Месегуты погибли, но тот последний, кто держал синее знамя с волчьей головой, спасён, а он всего лишь малай девяти лет. И он ещё вырастет, и станет багатуром, и вновь поднимет небесное знамя. И тогда уже Волчица, взрастив его и наделив силой, будет рядом…
. . . . .
Это началось у болотистых берегов Балатона, в шуме плеска его волн и шуршания камышей. Враги уничтожили гуннское племя, не пощадив никого. А последнему из них, девятилетнему мальчику, враги отрубили руки и ноги, и бросили в болото умирать. Но там нашла его волчица и выходила, зализав его раны. И взяв с собой спасённого ею мальчика, Волчица свершила прыжок через всю Великую Степь, от пределов Западного края к Золотым горам… Так рассказывали это предание уже потом, через много лет, когда сменились многие поколения…
Отправлено: 17.07.12 13:36. Заголовок: 15. Последние месегу..
15. Последние месегуты.
Тяжело было троим месегутским егетам проезжать через выжженное пепелище родного кочевья. На другой стороне их ждали Айсара-апа и Исян, и ещё кто-то: – незнакомая девушка-волчица. Откуда она появилась здесь? И почему одна? Когда месегуты пересекли уничтоженное стойбище, то увидели, что Исян окровавлен весь, а лицо его бледное, как у мертвеца. - Что с ним, с Исяном? – спросил у Айсары старший из подъехавших егетов, Лукуш. - Ему отрубили руку, - с болью в голосе ответила Айсара, глаза которой были влажными. – Правую. - Кто это был? Готы? Свевы? - Я не знаю, Лукуш. Я была у отары Окурин-бега, когда увидела дым над кочевьем. Я примчалась быстро, как только могла, но никого уже не увидела: ни напавших, ни выживших. Вот только она, Волчица огорская, была здесь. Это она спасла Исяна – нашла его и остановила кровь истекающую. - Огорская волчица? Но кто же она? Юрматка ответила сама, по-тюркски: - Я Ярметес. Из огоров курту-юрматов. Голос спокоен, но спокойствие её уверенное говорит о твёрдости духа. Не похожа на потерявшуюся или отставшую от своих. Ещё один егет, Итукан, спросил у этой странной волчицы: - Где же твои сородичи? И что ты делаешь здесь одна? Но ему ответила, не Ярметес, а Исян: - Она пришла ко мне. Я звал, и Волчица откликнулась на зов. - Да, - сказала Ярметес. – Я пришла к Исяну. Мы теперь вместе, и никого больше у меня нет. Никаких сородичей. Лукуш удивился: - Но ты же юрматка. Наверное из улуса Вербы? А это ведь совсем рядом. - Так было раньше. А теперь я только с Исяном. - Но другие юрматы? Как же ты осталась одна? - Моя мать – Земля, отец – Небо, а сестра мне теперь – Луна сверкающая, мать волчиц. Третий егет, Рифат, до сих пор молчавший, задал вопрос. Он не был младше Ярметес, – как и никто из них троих, – но обратился именно к Волчице. - Что же нам теперь делать?
. . . . .
Через несколько дней они нашли кочевье садагов, которое, как и говорили Дияр и Елгыр, оказалось к югу от того места, где с ними виделась Ярметес. С собой они вели небольшую отару овец и нескольких лошадей – всё, что осталось от табунов улуса Хунку-хана. Садаги не удивились приходу юных месегутов, ведомых юрматской девушкой. Дияр и Елгыр рассказывали о её появлении – о Волчице, окутанной небесной защитой, что уничтожила отряд гепидов Отунга. Теперь она явилась к ним, в ореоле неведомого волшебства, внушающая почтительное восхищение. Это было самое начало лета и садаги собирались отправляться на восток к Дунаю, а затем ещё далее, к самому Адель-Кузу.
Были дни короткие, а ночи длинные и часто уже морозные; и падал иногда с серого неба снег. Приближалась зима. Войска гуннов, ведомые Дингизом и Эрником, вновь выступили к Дунаю. Дингиз-кагану, сыну великого Аделя, в своё время едва не уничтожившего Рим, удалось договориться с ромеями о союзничестве и переселении гуннов на территорию империи. Но для того, чтобы гунны могли перейти Дунай и вступить в пределы Рима, следовало разбить готов и гепидов, стоящих на их пути. Но и старинные их враги – готы Аспара Алана – сами уже служили Льву I, повелителю восточного Рима, и были они намного сильнее. И не собирались они пропускать через свои земли гуннов, но наоборот, вознамерились уничтожить их уже полностью, навсегда. Это был грозный беспощадный враг, поддерживаемый Римом и собравший великую мощь. Противостоять такому Дингиз и Эрник уже не могли и для гуннов, за последние годы понёсших огромные потери, поход этот оказался последним. Войско их уменьшалось, и неким было пополнить его – за спиной гуннов не осталось союзных им народов. Давно уже пало знамя Адель-кагана, и не было Белого Клинка, одно упоминание о котором способно было обратить врага в бегство.
. . . . .
Аслан-багатур, в одиночку прибывший в Паннонию, слышал о появлении у Балатона Волчицы Небесной. Говорили о ней многие, едва ли не все, но не встречал Аслан-багатур тех, кто видел её своими глазами. Вроде бы она была из садагов, а может быть из огоров, и спасла у берегов Балатона последнего месегутского мальчика, уничтожив отряд гепидов. С ней – сила великая и могущество небесное, и явилась она возродить славу тюрков, всадников Степи. Вновь предстоят им победы и владычество над всеми народами четырёх сторон света. Никто не видел её и спасённого ею мальчика, и рассказы о ней походили больше на красивую легенду, чем на действительные события. Но Аслан-багатур знал, что она действительно явилась, наделённая Силой небесной. Это не волшебные легенды, хотя некоторые из рассказов о ней могут быть и преувеличены. Он не знал, уничтожала ли Волчица гепидов и спасала ли она мальчика месегута, но то, что ей предстоит возвысить дух тюркский, было для Аслан-багатура несомненно. Так ему говорили Матери с Золотых гор, мудрейшие женщины. Иль тюркский, возрождённый Небесным Волком, восстановит равновесие Великой Степи. Но знал Аслан также, что это не может начаться отсюда, с запада. Сила Белого Клинка нарушила нестойкое равновесие, и многие народы приведены в движение, с недавних пор исходящее с востока. Новые огоры в великом множестве появляются с той стороны. И понял уже Аслан-багатур, что это утерянный Белый Клинок каким-то образом оказался теперь там, на востоке. Ведь только такая мощь, которой обладает Клинок, способна привести в движение многие племена и повести их к завоеваниям. И они не остановятся, пока не победят всех на своём пути на запад или не погибнут сами. Лишь великая мудрость обладателя Клинка может сдержать пробуждаемую им бесконечную жажду побед и завоеваний. Даже великий Адель-каган, достойнейший из правителей, едва ли справлялся с его силой. Знал Аслан-багатур, что для этого нужна не мудрость правителя, самим положением своим подвигаемого к победам над врагами, а мудрость иная, ищущая равновесия и успокоения. Таковой обладают Матери Золотых гор, существование которых всегда направлено на сохранение равновесия противодействующих сил – и создающих, и разрушающих. Лишь они смогут владеть Белым Клинком и не позволят проявиться его губительному влиянию. Аслан-багатуру следует выяснить, где сейчас находится меч Адель-кагана. Здесь, в Паннонии его нет, – поэтому Аслану следует отправиться на восток, туда, где он может быть. Это, скорее всего, великая Идель, или даже Джаик. Но ведь он проходил те места. Почему же ничто не задержало его там? Не указало на присутствие могущественной силы? Зов Волка, – как недавно выяснилось, всё же не Волка, а Волчицы, – был сильнее. И он привёл Аслан-багатура сюда, в самые западные пределы Степи. Первейшая его задача – найти Волчицу. И в конце осени, когда дни стали короткими, Аслан-багатур, всадник с Золотых гор, встретил на берегу Дуная садагов, которые двигались на восток, оставляя Паннонию. Это были те самые садаги, к которым привела Ярметес юных месегутов с озера Балатон. Но самой Волчицы не было с ними. Айсара рассказала Аслан-багатуру о появлении у Балатона огорской Волчицы, и обо всём, что там произошло. Рассказала, как Волчица, которую звали Ярметес, отвела их к садагам, но сама не осталась с ними, а, взяв с собою Исяна, ушла. Их должно быть двое: Волчица Ярметес и Исян, совсем юный егет без правой руки. И идти они должны, так же как и садаги, на восток. Аслан-багатур начал понимать более отчётливо. Егет без правой руки. Яростная жажда побед и разрушений не сожжёт сердце егета, не способного побеждать в бою оружием. То есть Исян может владеть Белым Клинком спокойно. И Волчица небесная явилась и спасла его, чтобы отвести к этому Клинку. Такими теперь видел Аслан предначертания Неба. После слов Айсары, наконец-то он обрёл направление поиска. Скоро уже должен Аслан встретить Волчицу и егета. Прошло много дней. Осень уже заканчивалась, и наступала зима морозная. В деревне скиров, которую Аслан-багатур обнаружил на краю огромного придунайского леса, к нему отнеслись дружелюбно. Тут ему и рассказали, что неподалёку, в заячьем лесу, есть заброшенное гуннское зимовье. Там давно уже никого нет, но недавно видели дым в той стороне – похоже было на дым очага, как рассказывали охотники, побывавшие в тех краях. Охотники скиры не приближались к этому зимовью, но решили всё же, что если и появились там люди, то их не может быть много: один или два, не больше. Да, и ещё слышен иногда со стороны заячьего леса волчий вой. Но это дело обычное для тех мест. Скиры думают, что в том гуннском зимовье поселился какой-нибудь одинокий охотник, а может быть и не один, с товарищем.
Отправлено: 17.07.12 13:37. Заголовок: 17. Волчица на белос..
17. Волчица на белоснежном холме.
Узнав направление, Аслан-багатур отправился туда. И лишь на второй день пути оказался у заячьего леса, который сразу и узнал по сливающимся у его окраины двум речкам. Они покрыты льдом и засыпаны снегом, но русла их угадывались, обрамлённые зарослями кустарника. А далее за ними высокий холм, покрытый искрящимся на солнце снегом. И от одного вида этого безупречно белоснежного холма захватывало дух. Багатур, завороженный слепящим светом, остановил своего коня. День был морозный – один из первых дней зимы. Это оно… то самое место. Проявление силы и небесной тайны. Аслан знал это в своем сердце, почувствовавшем присутствие тончайшего волшебства. И увидел Аслан-багатур на его вершине всадника, в искрящемся свете белого снега, сверкающего на вершине холма волшебными бликами, режущими глаз. И не разобрать, кто это – человек или сказочное, чудесное существо из древних сказаний о крылатых тулпарах, спускавшихся когда-то с небес. Багатур двинулся вперёд, к холму белоснежному, и к всаднику, что неподвижен на его вершине. Тот же стоит там так, как будто давно уже ждёт багатура, всадника с Золотых гор. Это была Ярметес, степная Одинокая Волчица, огорская Лесная Охотница, сестра Луны и дочь Неба. Она уже давно здесь, на вершине готского кургана. Давно уже заметила она одинокого всадника, приближающегося с юга. Обычно осторожная, Ярметес в этот раз не стала искать укрытия. Осталась здесь, на виду, чтобы дождаться неизвестного всадника с запасным конём в поводу. Что-то в его облике, в том, как он двигался прямо, не скрываясь, привлекло внимание девушки, не уловившей и намёка на какую-либо угрозу с его стороны. Он приближается медленно, но уверенно, не проявляя признаков какого-либо беспокойства или тревоги. И всадник этот не похож ни на гунна, ни на огора, ни на германца. Вот он уже миновал замёрзший поток, в окрестностях которого Ярметес собиралась поохотиться на куропаток. А Исян, который сейчас где-то там, так и не показался. Решил он, видимо, сохранить своё присутствие в тайне, чтобы предоставить Ярметес преимущество в случае какой-либо угрозы. Неизвестный всадник теперь едет прямо к ней, и начал уже подъём по склону холма. А Ярметес, бесстрашная девушка, всё так же неподвижна. Поднимаясь на вершину холма, Аслан-багатур смотрел на ту, которую так долго искал. Какая же она юная девушка, эта Волчица. Но сила её несомненно велика, светом неиссякаемой глубины пробивается она из сияющих чёрных глаз. Лицо бесстрастно, а взгляд слегка прищуренных глаз неподвижен. Да, это она – Волчица, спустившаяся с Небес; и их бездонность и необъятность отражена в её взоре пронзительной чистоты. А накидка из волчьей шкуры превращает её, эту юную девушку, кажущуюся такой хрупкой, в настоящую волчицу, хозяйку степных просторов и прилегающих лесов. Но где же егет, однорукий Исян? Тут же сбоку, справа, раздался топот копыт. Это и есть Исян, как сразу понял Аслан-багатур. Скачет галопом стремительным, управляя конём лишь коленями, потому что в единственной своей руке держит боевой месегутский топорик. Он намерен броситься на Аслана, защищая девушку, не думая при этом о себе. И он, лишённый одной руки, не может не понимать, что с взрослым батыром ему не справиться. Готов отдать жизнь за девушку, спасшую его. Такой не останется в долгу. Настоящий герой, достойный товарищ и спутник Волчицы. Но она, Волчица, остановила его: - Стой, Исян! Убери топор. Егет замедлил скачку, но топор не убрал. Продолжал держать его в левой руке, которой теперь ухватился ещё и за поводья, сдерживая галоп своего коня. Аслан понял сразу, что егет этот – отличный всадник, один из лучших. Исян подъехал, с вызовом и угрозой рассматривая Аслана. И сразу же задал вопрос: - Кто ты такой? И что тебе надо на этом холме? - Я – Аслан-багатур. И я прибыл сюда, чтобы найти вас: тебя, Исян, месегут с Балатонского улуса, и тебя, Ярметес, юрматская волчица. Ярметес почти не удивилась. Она посмотрела на Исяна, затем вновь перевела взгляд на Аслана. - Мы уже почти месяц одни живём в этом лесу. Никого не видели, и нас тоже никто не видел. Как же нашёл ты нас, агай? - Тебя, Волчица, я ищу уже давно – с прошлого лета. Много рек я пересёк: и Великую Идель, и Узю. Я из гуннов восточных окраин Большой Степи; шёл сюда от Золотых гор. Исян не удержался от восторженного восклицания: - Я слышал о Золотых горах! Это далеко на востоке; там страна ирбисов, снежных барсов. Говорят, солнечный свет в тех горах порождает волшебство. - Да, это так, - подтвердил багатур. – Золотые горы полны волшебства и животворящего света. Там живут великие женщины, владеющие сокровенными знаниями. Это они отправили меня сюда, через всю Степь, в Западный край, чтобы я нашёл здесь тебя, Волчица Ярметес. - Что же им от меня нужно? – спросила девушка. - Они, Сёстры Света, говорят, что ты укажешь путь к восстановлению исконного равновесия всей Большой Степи, от границ востока до границ запада, и от пустынь юга до лесов севера. - Но почему я, не нужная никому огорская девушка, оставшаяся без сородичей? - Ты освобождена от привязанностей, и ничто не держит тебя. Это – лучшее состояние для слышания и исполнения воли Неба. Путь небесной Волчицы – твоя судьба, Ярметес. Ярметес молчала, глубоко задумавшись. Исян тоже молчал, поражённый словами странного всадника, и пристально вглядывался в лицо девушки, пытаясь понять её мысли. Наконец, не выдержав, он спросил у Аслана: - Аслан-багатур, но как же ты нашёл нас? И откуда знаешь наши имена? - Я был у садагов, тех самых. И разговаривал с Айсарой, и с другими, кто был тогда у Балатона. Ты, Исян, тоже избран Небом, поэтому остался в живых в тот день. Вас соединил сам Тэнгри, это я знаю точно. - Но как? – заговорила Ярметес, - как мы можем указывать кому-либо путь, не зная его сути? Мы не можем найти путь даже для себя: – скрываемся в заброшенном зимовье, страшась, что кто-нибудь нас обнаружит. Какой ещё путь? Куда мы можем идти, и насколько далеко? - Я, Аслан-багатур, буду сопровождать вас. Ты, Ярметес, – Волчица небесная, а ты, Исян, – отважный батыр, поднявший знамя Волка перед клинками врагов. Вам не следует бояться, ведь вас хранит Тэнгри. Разве вы не чувствуете этого? Конечно же, они оба, и девушка и егет, чувствовали необычность своего нового положения – какое-то величие и неосознаваемую ещё значимость, проникающие в самую суть их души. Но это не воспринималось разумом, пока не услышали они слова Аслан-багатура. Ярметес долго молчала, пристально рассматривая багатура. Исян тоже не задавал больше вопросов, ожидая решения девушки. А она же, осознав и взвесив всё сказанное, подняла лицо кверху, к небесам, и застыла так, проникаясь бездонной синевой зимнего небосвода. Время остановилось на вершине белоснежного холма, окружённого в этот миг вечностью. Ничего не было больше, – лишь бесконечный купол, охватывающий всё сущее, исконным центром которого стал холм Волчицы. Замер Аслан, всадник с Золотых гор; замер и Исян, отважный батыр Балатона: – время уже не существовало для них, завороженных видом Волчицы, открывающей сердце Небу. Никто не смел нарушить священную тишину, тончайшей паутиной пронизавшей всё и остановившей само время, главное проявление вечности… Неведомой волшебной тайной светилось лицо юной девушки, а глаза её сияли лучисто, отражая чистое зимнее небо… Колыхнуло где-то вдали… – словно гром сокрушительный, но беззвучный и не ощущаемый. Что-то случилось там, на востоке… в безмолвной той тиши. И не мог бы Исян сказать, что он почувствовал; но знал батыр месегутский: Ярметес, девушка-волчица, поняла всё точно. Вот она повернулась к обоим мужчинам и сказала уверенно: - Едем на восток.
Началась зима: снега покрыли землю, и лёд уже сковал реки¬. Волчица и два её спутника двигались на восток по северному берегу Дуная. И видели они иногда на юге, на другом берегу реки, готские войска в великом множестве, пешие и конные. И люди, которых они встречали на своём пути, говорили, что Дингиз-каган собирается преправляться через Дунай, и ему придётся разбить готов, преграждающих путь во владения византийские. Много битв уже произошло, но гуннам пока не удалось закрепиться на южном берегу этой реки, где ромеи готовы были принять их и выделить области для поселения. Готы же стремились не допустить этого, чтобы оставаться единственной грозной силой ромейской империи. Но были у них, и у гепидов, и другие причины, чтобы желать гибели гуннов. В день, когда Ярметес, Исян и Аслан-багатур поднялись на вершину кургана Гетских Рун, пути, определяемые Небом, окончательно обозначились для Великой Орды западных тюрок – гуннов. Их время, их величие и сила, и так уже подорванные за прошедшие годы, подошли к своему завершению. Сегодня им предстоит свершить последнюю битву, все события которой произойдут в пределах, обозреваемых с вершины кургана древних рун гетов. Много дней именно сюда вела Ярметес-волчица своих спутников. Ей было неведомо назначение этого пути, но шла им она уверенно. Волчица чувствовала, не осознавая разумом, действие потоков сил Неба и Земли, собирающихся в одном месте. Это была великая волшебная тайна – здесь свершится перераспределение, наметившееся уже давно. Гепиды и готы, огерманившиеся в смешении с лесными племенами, намерены искоренить тюркскую песнь, когда-то взрастившую их, а ныне такую ненавистную. Когда-то предания германские о Валгалле, а теперь и слова греческого Сына божьего овладели сердцами их, заставив отвратиться от Тэнгри. И уже мечом христианским, а не духа Рассветного, стремятся утверждать они своё господство и величие в окружающих землях. Тюрки же, что хранят в сердцах дух Неба извечного, должны быть уничтожены, искоренены навсегда, чтобы и памяти не осталось в Паннонии о Тэнгри и Умай. Поэтому не должны гунны пройти в пределы империи византийской, где ромеи обещали принять их и оказать покровительство. Иначе не стать гепидам и готам самостоятельными народами, достойными имени германцев, и не обрести новых путей в духе. И здесь, где гунны Дингиз-кагана собираются перейти через Дунай, собрали готы всех своих воинов. Велико было их войско, и должны скоро присоединиться к ним ещё и гепиды со своим королём Ардарихом. Здесь же, на северном берегу замёрзшего Дуная, и был курган Гетских Рун, куда в этот день пришли Ярметес, Аслан-багатур и Исян. Едва они поднялись на вершину, как Аслан-багатур заметил на восточном горизонте всадников. - Стойте! – воскликнул он. – Там, впереди. Исян и Ярметес остановили лошадей. На востоке, за заснеженной равниной, обрамлённой лесами, увидели они огромное войско, движущееся в их сторону. Сколько же там конных воинов, и пеших, которых тоже немало? Многие тысячи, а ведь видны сейчас не все, даже с вершины этого очень высокого кургана. Развёрнутые знамёна – синие и красные, говорят, что идут они на битву. - Это Дингиз-каган, - сказал Аслан-багатур. – Гунны. - Едем к ним? - спросила у него Ярметес, растерявшаяся при виде всего великого войска гуннов. - Решать должна ты, Волчица. Никогда ещё не видела Ярметес такого количества людей. Есть ли среди них её сородичи – курту-юрматы Поющей Вербы? Конечно же, должны быть. А правее, на южном берегу Дуная, появились и другие орды воинов, тоже большим количеством. Похоже было, что они двигались вместе с гуннами, только по другому берегу великой реки. Это были готы, преграждающие пути в страну ромеев. - Сзади! – вдруг подал голос Исян. – Смотрите, сзади! Аслан и Ярметес обернулись на его тревожный окрик. С запада, путём, которым они и пришли сюда, двигалось ещё одно войско. Тоже великое числом, хотя пеших было больше, насколько можно было разглядеть с вершины кургана. - Это гепиды, - сказала Ярметес. Аслан-багатур нахмурился. - Гепиды уже побеждали гуннов. Мы должны предупредить Дингиз-кагана. Скачем к нему! - Нет! – твёрдо сказала Волчица. – Останемся здесь. Спешимся и, пока нас не заметили, спустимся немного по северному склону. Там, чуть ниже, спешившимся путникам было так же всё вокруг видно, но сами они были теперь скрыты высокими кустами. Морозным был этот день, в который Дингиз-каган привёл остатки своих гуннов к Дунаю. Мало их теперь, утративших батыров в войнах за Паннонию. Теперь они – всего лишь остатки Великой орды. И идти им, теснимым с востока новыми пришельцами, некуда, кроме как в пределы самой державы ромейской, где Дингизу и его народу обещан был приём. Путь туда – через Дунай, с таким ненадёжным льдом, и охраняемый готами Аспара Алана. Здесь, на этом месте у кургана Гетских рун, гунны остановились. Они не видят ещё гепидов, скрываемых той горой, но знает Дингиз-каган, что уже могут они появиться в скором времени. Поэтому нельзя более откладывать переход по льду, место для которого здесь подходящее.
Гепиды приближались. Впереди них ехал отряд всадников-разведчиков, числом около десятка. Аслан-багатур сказал: - Когда эти гепиды узнают, что гунны здесь, они остановятся, не показываясь. Будут ждать, когда гунны ступят на лёд реки. И тогда ударят им в спину. - Так что же им делать? – спросила Ярметес. – Отступить, пока ещё не поздно? - Отступать они не будут. Я знаю, я разговаривал с каганом. Гунны будут сражаться. Я скачу к ним! Каган должен узнать о гепидах. - Нет, агай! Сделаем по-другому. Исян, доставай бунчук своего отца. Агай, ему нужно древко. - Понял, - сказал багатур и соскочил с коня. Выбрав подходящий ствол, он быстро срезал его и очистил от ветвей. Затем прикрепил к нему золотую голову волка с синим знаменем месегутов, поданную ему Исяном. Бунчук был готов. - Держи, Исян-егет. Егет принял его, восхищённо разглядывая своё боевое знамя. - Пока не поднимай, - предупредил его багатур. – Ещё рано. - Да, - сказала Волчица. – Подождём, пока разведчики гепидов достигнут южного склона горы. Сами же они находились на северном склоне. И видели, что те разведчики забирают южнее, чтобы обойти гору со стороны реки, где им легче оставаться незамеченными в прибрежных зарослях. И держатся эти гепиды очень осторожно, словно чувствуя присутствие гуннского войска. Но вот разведчики почему-то остановились. Что же заставило их прекратить своё движение? С того места, где они стояли, нельзя было увидеть ни гуннского войска, ни Ярметес с её спутниками. А остановились же они потому, что их предводитель решил не обходить курган, а подняться на его вершину. Оттуда он мог бы лучше всё рассмотреть, и увидеть больше, чем из прибрежных зарослей. Постояв так немного, посоветовавшись со своими людьми и обдумав решение, он вновь тронулся в путь. - Они хотят подняться на эту гору, - сказал Исян. – Их девять человек, а нас трое! Значит, каждому из нас придётся сразить троих гепидов. Аслан-багатур сдержал его боевой задор: - Может быть, и не придётся никого убивать. Заговорила Ярметес: - Ну всё – поднимаемся на вершину! За мной! Агай, доставай свой лук и готовь стрелы!
. . . . .
Предводитель гепидских разведчиков вёл свой отряд к вершине горы Гетов, чтобы оттуда осмотреть дальнейший путь. Он должен быть очень осторожен: нельзя, чтобы гунны, которые могут быть близко, узнали об их приближении. Планом короля Ардариха было ударить по гуннам, когда те начнут переправу через Дунай. Это мог бы быть очень благоприятный момент для гепидов, который нельзя упустить. А то, что гунны ищут пути в империю, было давно известно их врагам. Поэтому Ардарих и стремился незаметно достичь Гетской горы, у которой, скорее всего, гунны и начнут переправу. Командиром разведчиков, высматривающих пути для войска Ардариха, был опытный воин Тогомунт. Он уже достиг намеченной горы, и собирается теперь подняться на её вершину. Но вдруг, когда они уже были у самого склона, на вершине неожиданно появились всадники! И знамя гуннов развевается на длинном древке с волчьей головой золотой! Волчица! И испугался Тогомунт, а с ним и его гепиды. Ужас охватил их сердца, при виде гуннского боевого знамени. Но ещё более страшной была Волчица! Кто же это, как не та самая Волчица, что истребила отважных воинов Отунга и его самого, доблестного героя. Это она, несущая злое гуннское проклятие и страшное колдовство! Её не поразить обычным оружием. Сказки о её волчьей сущности давно уже рассказывают в домах гепидов, наполняя их страхом и ужасом. - Назад! – скомандовал Тогомунт. – Уезжаем!
. . . . .
Исян улыбался, глядя на убегающих прочь гепидов. Это его победа – и знамя месегутов гордо развевается над его головой. А позади них, троих всадников на вершине горы, в их сторону двинулось уже войско гуннов Дингиз-кагана…
На южном берегу Дуная, напротив гуннов, готовящихся начать переход по льду, стояло войско, предводителем которого был Аспар Алан. Он считался военачальником империи, но более служил себе и своим воинам, большинство из которых были готы и аланы, византийские наёмники. Аспар смотрел на северный берег, где остановилась, наконец, орда гуннская. Чуть западнее их возвышалась Гетская гора, за которой ещё далее к западу показалось уже и войско гепидов Ардариха. Всё это было хорошо видно Аспару Алану и его военачальникам, предвкушающим скорую победу. День предстоит славный. - Ну что, Амалунги и Балты, - обратился к своим соратникам Аспар, - похоже, победа сегодня будет наша. - Это верно, - ответил ему один из военачальников. – И это будет великая победа! Достойная потомков Алариха! Радостные возгласы Аспаровых командиров и солдат разнеслись над берегом Дуная. - Смерть гуннам! Дух Германариха с нами! Аспар! Аспар! Алан, командующий этими наёмниками, улыбался. Он, являющийся уже давно единственной военной силой восточной империи, сегодня уничтожит главного своего соперника – кагана гуннов Дингиза. И мощь его, и влияние, давно уже и так немалые, станут безграничны. Тогда уже ему можно будет думать об основании новой династии византийских императоров. Когда гунны ступят на лёд Дуная, гепиды ударят им в спину – так было решено между ними и Аспаром. И тут уж не устоять гуннам. И отступить им будет некуда. Но что это? Почему вдруг гунны повернулись все к западу? Заметили гепидов? Если так, то дела плохи. - Смотрите на гору! – закричал вдруг один из готских воинов. – Смотрите – знамя гуннское! Откуда на той горе гунны? Там не должно быть никого. Наверное, какой-нибудь небольшой отряд поднялся туда, чтобы осмотреть всё. Но ведь оттуда они обязательно заметят гепидов. Аспар Алан встревожился. Великолепный план, его и Ардариха, может не сработать. Что же делать теперь ему? Начать самому переправу и атаковать гуннов? Но готы и аланы в тяжёлом вооружении, а лёд не кажется слишком уж надёжным. А затем увидел Аспар, что гунны Дингиза двинулись к западу, в направлении Гетской горы. Гепиды, скорее всего, сейчас будут обнаружены и разбиты. Но они даже не стали вступать в битву! Вот они, гепиды, повернули к северу. Отходят! - Что будем делать, Аспар? – спросил один из его ближайших помощников. - Если я прикажу моим воинам ступить на лёд, они не послушают. Слишком широк здесь Дунай. - Да, лёд может не выдержать. А мы не можем сейчас терять воинов. Битва ещё не началась, а Дингиз уже одержал одну победу! Но почему Ардарих отступил? Он никогда не был трусом, и у Недавы сражался достойно. Что-то он узнал, неизвестное пока Аспару. Но что именно? А ведь знамя гуннское, внезапно возвысившееся над той горой, не было сигнальным флагом дозорного отряда. Осознание этого ещё больше встревожило Аспара. Появилась ещё какая-то сила, напугавшая даже Ардариха! Что это могло быть? Почему-то подумалось о Белом клинке, мече марсовом, так пугающем римлян и кельтов. И всё же… Что это за знамя появилось на вершине горы? Какое же решение принять Аспару Алану, военачальнику византийских войск? Не став даже ни с кем советоваться, потому что знал уже ответы своих соратников, Аспар объявил: - Отходим.
Дингиз-каган, повернувшись на крики многих воинов, увидел боевое знамя на вершине Гетских рун. Месегуты? - Отправьте туда кого-нибудь из лучших багатуров! – тут же скомандовал он. - Кто-то приближается оттуда, - сообщили ему. – Скачет очень быстро! Это оказался Аслан-багатур. Когда он подъехал к кагану, то сразу сообщил важное известие: - Дингиз-каган! За этим курганом, на повороте реки, войско гепидов! Значит, Ардарих тоже здесь. - Благодарю тебя, Аслан-багатур. Это хорошо, и не будем медлить. Мы должны расправиться с ними! И он отдал приказ своему войску: - На запад! Уничтожим гепидов! Я знаю, что готы побоятся выйти на лёд, поэтому обозы остаются здесь, и ждут нас с победой. Вперёд! За мной! И войско гуннов, ведомое каганом, устремилось вперёд. Боевая их песня летела впереди них, разрывая тишину вокруг, и достигла она ушей гепидов. А те же, и так уже напуганные сообщением своих разведчиков, дрогнули, и стали отходить, не слушая даже своего короля. Обойдя курган Гетских рун с южного его склона, увидели гунны отходящих гепидов, стремящихся скрыться в северном лесу. И Дингиз-каган остановил свое войско, хотя и велико было желание всех гуннов догнать гепидов и отмстить за поражение у Недавы. Понимал каган, что важнее сейчас осуществить переход на южный берег Дуная, и разгромить там готов Алана. Пока они стояли, глядя на отходящего врага, Аслан-багатур обратился к кагану: - Будете переправляться через реку, Дингиз-каган? - Да, у нас нет другого пути. Ты с нами, багатур? - Нет. Я нашёл ту Волчицу, каган. Это она там, на вершине кургана. Дингиз внимательно смотрел наверх, разглядывая девушку и егета. - Это месегутский егет там, рядом с Волчицей? А сама она, похоже, из огоров… - Да, это месегут. Он отважный батыр, последний из месегутского улуса. Исян его имя. В битве, где пали все его сородичи, Исян-батыр сохранил знамя своего улуса! Я должен быть сейчас с ними. Их путь – на восток, Дингиз-каган. - Я понял тебя, багатур. Что ж, езжайте на восток, если таково ваше предначертание. Благополучного пути желать вам не буду, потому, что вы и так под покровительством Неба. Прощай, багатур… Нам же надо возвращаться. Дингиз-каган развернул своё войско, и направился назад, к обозу, где остались также все их женщины и дети. Хоть он и сказал своим воинам, что готы не станут переходить по льду на этот берег, но кто знает? А значит, нельзя надолго оставлять обоз без защиты. И вдруг вновь раздались радостные, торжествующие крики: - Готы уходят! Они бегут! Вот так, без единой выпущенной стрелы, и без единого взмаха клинка, была одержана последняя победа гуннов западного края! Завершением же её явилась переправа через замёрзший Дунай, длящаяся три дня... Им предстоят ещё битвы в дальнейшем, но побед уже не будет никогда – слишком мало их осталось, окружённых кровными врагами. И империя византийская, выделившая им земли для поселения, не сможет помочь им. Слишком велика сила Аспара Алана, командующего её войсками. И сразит он, в последней битве гуннов, самого Дингиз-кагана. Горьким и печальным будет окончание судьбы последнего кагана гуннов. Голова его, отсечённая Аспаром, выставлена будет на стенах Константинополя, у которых он уже бывал когда-то с осаждающими их войсками…
После ухода многих гуннских улусов, безлюдными стали земли от Дуная до Адель-Куза. Ярметес Волчица и спутники её, Исян и Аслан-багатур, шли по ним на северо-восток. И бывало так, что в течение многих дней не встречали они ни единого человека на своём пути. Зима заканчивалась, и всё длиннее становился дневной путь Солнца. Много стало дичи, что заполнила обезлюдевшие луга за последние месяцы. Вольготно чувствовали себя теперь звери дикие во внезапно опустевших землях. А в ветрах степных чувствовалось уже дыхание весны… Трое путешественников пересекали пустынную страну, и не оглядывались они на пройденный путь. И всегда, чуть впереди остальных, задавая направление, ехала Ярметес на своем Алакоше, когда-то отданном ей Урулманом. А когда прибыли они на земли бывшего улуса Оленихи, вовсю уже пробуждалась Степь, согреваемая весенним солнцем.
. . . . .
В самом начале одного из этих весенних дней из Илькалы обезлюдевшей выехали всадники. Немного их было, и у западных ворот, через которые всадники покинули город, не толпились люди, как бывало здесь раньше. Гунны Оленихи давно уже покинули Илькалу, отправившись к Дунаю вслед за остатками войска Дингиз-кагана. Но всё же в самом городе оставалось ещё достаточно народа, чтобы он мог считаться жилым поселением. Эти оставшиеся были иноплемённые торговцы, когда-то во множестве населявшие гуннские города: ремесленники, не участвующие в войнах и походах; и земледельцы, обитавшие в этих местах ещё до появления гуннов Баламир-кагана. Те всадники, что выехали из Илькалы, оказались на открытой равнине, уже покрывающейся травой зелёной. Проехав немного на север, они остановились вдруг, все сразу, не сговариваясь, и стали смотреть на запад, как будто их кто-то окликнул. Там не было никого видно, но они ждали, – не торопились продолжать путь. Это были старцы, Ведомые Ветром: Cойми-бобо и Апо-Бекотун. С ними же была и Роксай-катун, из ханского дворца Илькалы. Долгое время они так стояли, всматриваясь в западный горизонт, и сохраняя безмолвие. Дул не сильно ветер, гоня по равнине сор прошлогодних трав и листьев. Песнь ветра казалась печальной и безысходной, словно это была не весна, а поздняя осень. Небо было пасмурным поначалу, но постепенно прояснялось. А солнце за спинами этих всадников поднималось всё выше. И вот, наконец, они увидели то, что привлекло их внимание ещё до того, как появилось на горизонте. Кто-то приближался оттуда: по дороге, уходящей от Илькалы на запад. Пока не различить точно, но уже можно разобрать, что это несколько всадников. Первым разглядел их зоркий Апо-Бекотун. - Это Аслан-багатур, - объявил он остальным. – С ним двое спутников. Не похожи на наших воинов. И немного позже, когда путешественники стали ближе, Роксай-катун воскликнула восторженно: - Это же Волчица! И тот малай с Балатона! Апо-Бекотун возразил ей: - Скорее, это егет, а не малайчик. Трое всадников приближались к ним быстро, переведя коней своих в галоп. - Они знали точное время, - сказал Сойми-бобо. – Появились как раз, чтобы присоединиться к нам. Недавно ещё Ярметес и Исян проходили через города и поселения в Паннонии и на Дунае. Но такой большой город, как Илькала, они, в отличие от Аслан-багатура, видели впервые. Прямо перед ними стояли, словно встречая их, трое всадников: два старца седовласых и одна женщина. Позади же этих всадников раскинулся прекрасный город на берегу широкой реки. Из-за дальнего берега этой реки, прямо над городом поднималось утреннее алое солнце, освещая всё в дивной красоте. Даже Аслан-багатур, который уже бывал здесь, ещё раз поразился прекрасному зрелищу великолепных строений, хотя над ними уже и не развевались гуннские флаги. - Это Илькала, - сообщил багатур своим юным товарищам. - И этих людей, что стоят там, я знаю. Вот они уже и подъехали к ждущим их всадникам из Илькалы. Остановили своих коней, и Аслан-багатур почтительно склонил голову. - Приветствую вас, уважаемые отцы Сойми-бобо и Апо-Бекотун. Приветствую и тебя, прекрасная Роксай-катун. - Мы рады тебя видеть, багатур, - ответил ему Сойми-бобо. - Это юрматская волчица? И егет с балатонского улуса? Багатур с улыбкой посмотрел на своих спутников, с которыми проделал длинный путь. - Да, это они. Вы знаете, что я шёл, следуя зову Волчицы. И вот я нашёл её. А это не егет, хоть и молод ещё: – он батыр, и его зовут Исян. Исян-батыр сражался с врагами, уничтожившими его улус, и сохранил его знамя. В подтверждении его слов Исян похлопал по свёртку, прикреплённому к его седлу, где и находилось навершие бунчука. - А Волчица, - продолжал Аслан-багатур, - убила в одиночку шестерых гепидов. А ещё – это я видел своими глазами – обратила в бегство всё их войско во главе с их ханом. Зовут её Ярметес. - Здесь наслышаны о ваших деяниях, - сказал Апо-Бекотун юным героям. Тут к ним обратилась и Роксай-катун: - Мы рады вас видеть, Ярметес и Исян. Но скажите же, почему вы пришли сюда, в эту опустевшую страну? Почему не примкнули к Гуннской орде? Ответила ей Ярметес: - Гунны, мы знаем, ушли в южные, чужие земли. Нам не по пути с ними. И я, и Исян, остались без сородичей, и ведёт нас Степной Ветер и шёпот небесный. Я слышу его – слышу каждый день и каждую ночь, и он привёл нас сюда. - В Илькалу? – спросила Роксай. Ярметес не сразу ответила. Она долго разглядывала город, словно любуясь его красотой. Смотрела на Солнце, восходящее над ним, и на сияющую небесную синеву. Лишь затем тихо сказала: - Нет, не в Илькалу. К вам. Сойми-бобо и Апо-Бекотун переглянулись. - Зачем же ты шла к нам, девочка? Тебе известно это? - Ещё нет. Но, может быть, вы нам скажете, куда вы направляетесь? Похоже, что у нас с вами один путь… - Похоже, что так и есть, Волчица, - ответил ей Сойми-бобо. – А направляемся мы на восток. - Зачем? – спросил у них Аслан. – Почему же вы не ушли с Дингиз-каганом? - Дингиз-каган, и брат его, Эрник, не сошли с пути войны. А у них всего лишь один улус остался, - сказал Апо-Бекотун. – И не их это вина, что не увидят они мира. Им, сыновьям Аделя, осталось лишь следовать этим путём – такова их судьба. Мы должны найти Белый Клинок, и тогда, может быть, нам удастся остановить уничтожающий всё неукротимый дух войны. - Вы знаете, где он, этот клинок? – спросил багатур. - На востоке, - ответил Сойми-бобо. – Теперь там всё полыхает войной. - Ну что ж, тогда в путь. - Аслан посмотрел на Ярметес и Исяна. Теперь их, всех вместе, шестеро всадников. - Да, - сказала Волчица. – В путь.
Все даты в формате GMT
5 час. Хитов сегодня: 27
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума